В НКО «Маген Мишпаха» обратилась за помощью репатриантка, живущая в Израиле уже не одно десятилетие. Она мать-одиночка, у которой в Израиле нет родственников.

​

Женщина осталась одна, когда ее дочери был год, Еще в детском саду у ребенка проявились проблемы в поведении и обучении, и подготовительную группу детского сада (ган хова) она проходила в системе обучения детей с особенностями развития (хинух меухад).

​

Несколько лет девочка училась в маленьком классе обычной школы, но затем начались проблемы с поведением, которые проявились в непослушании, истериках, агрессии (она била и обзывала других детей, швыряла предметы). Школа попросила маму показать ребенка психиатру и психологу.

​

В Израиле для прохождения таких проверок требуется согласие обоих родителей. Получить согласие отца оказалось невозможно, он просто сбрасывал звонки матери его ребенка. Мама обратилась в социальную службу, которая в подобных случаях дает разрешение на прохождение необходимых проверок без согласия второго родителя. Первое, что предложили матери, — отказаться от права опеки, то есть — от собственной дочери. Такой вариант был для нее неприемлем, и оказалось, что можно решить проблему по-другому. Социальный работник связалась с отцом,который подписал нужные документы.

​

Психиатр, который обследовал девочку, не обнаружил проблем, требующих приема лекарств или психотерапии. Но поведение в школе оставалось прежним, Маме постоянно звонили с жалобами.  «Мы не справляемся», «Заберите своего ребенка». В качестве наказания девочку «исключали» из школы на несколько дней. В эти дни маме приходилось отпрашиваться с работы, но в ответ на все возражения классный руководитель, не вникая в проблемы женщины, которая растит дочь одна, и особенности ребенка, говорил, что закон позволяет оставлять девочку такого возраста дома без присмотра взрослых. При этом социальные работники постоянно напоминали маме, что ее дочь оставаться дома одна не должна.

​

Работа мамы не давала ей возможности уйти посреди смены из-за того, что в школе у ребенка возникли проблемы. Она не могла не выйти на работу из-за того, что школа решила наказать ее дочь «исключением». Если бы женщина начала выполнять пожелания школы и социальных служб, она бы лишилась работы и своего единственного заработка. При этом она снимает квартиру и не получает алиментов. В результате, не выдержав психологического давления, мама перевела дочь в школу для особых / проблемных детей (хинух колелани). Девочка оказалась в спецшколе, когда ей было 8 лет.

​

В такие школы детей определяет специальная комиссия (ваадат асама), которая по закону должна решать вопрос о направлении в школу для особых детей с учетом особенностей конкретного ребенка и ситуации, в которой оказалась семья. В данном случае заседание комиссии больше всего напоминало допрос с пристрастием или суд линча. Для решения всех проблем маме предложили отказаться от дочери и передать ее в приемную семью.

​

Девочка начала учиться в спецшколе в третьем классе. Мама сразу заметила снижение успеваемости, но дело было совсем не в том, что ее дочь не справлялась с требованиями школы. Опытные педагоги и психологи знают: ребенок, попавший в коллектив сверстников, которые ниже его по интеллектуальному уровню, теряет мотивацию и интерес к занятиям. У девочки не было друзей в классе. Отчуждение особенно ярко проявилось на «выпускном вечере» — празднике по случаю окончания учебного года. Стихи, которые читали дети, и другие их выступления были на детсадовском уровне. Девочка не только отказалась участвовать в этом представлении, но, по-видимому, устыдывшись за одноклассников, убежала из зала и спряталась. Никто из сотрудников школы на это не отреагировал. Мама сама пошла искать дочь, нашла ее плачущей и заставила вернуться в зал. Это было нелегко, мама повысила голос и тянула дочь за руку на глазах у учителей и других родителей. Через несколько дней семью вызвали на беседу в социальную службу, где маму немедленно обвинили в жестоком обращении с ребенком. Но после беседы с девочкой эта тема отпала.

​

В новом учебном году девочка продолжила обучение в той же школе. Каждое утро маме приходилось уговаривать дочь встать и пойти в школу, которая вызывала у ребенка отвращение. В системе образования для особых детей нет оценок, домашних заданий, контрольных работ, и маме было трудно представить уровень знаний своей дочери, однако она видела, что девочка плохо пишет и путает названия ивритских букв. Из школы она возвращалась в 2 часа дня и не знала, чем себя занять. До перехода в спецшколу девочка занималась спортом, ходила на кружки, но со сменой школы желание учиться чему-либо у нее пропало.

​

Мама обратилась к директору школы с просьбой давать ее дочери хоть какие-то домашние задания. Директор сказал, что домашние задания — это избыточное напряжение для ребенка, и предложил записать девочку на продленку для проблемных детей, где она сможет оставаться до 6 вечера, общаться с другими детьми и получать необходимые проверки.

​

Оказалось, что записаться в продленку можно только через социальные службы, и дело растянулось на несколько месяцев. Итогом ожидания стала еще одна комиссия, больше напоминающая допрос с пристрастием, на которой маме рекомендовали поместить дочь в специнтернат.

​

На этой комиссии директор и социальный работник школы заявили, что поведение девочки стало только хуже. Она убегала из школы, тыкала в себя ножницами, кричала что не хочет жить. Социальные работники немедленно связали такое поведение ребенка с отсутствием внимания дома и полноценной семьи, с тем что мама слишком много работает и поэтому ребенку самое место в интернате.

​

У мамы посменная работа — 4 смены в неделю по 8 часов. Если мама работала вечером, она приглашала человека, который сидел с дочерью, чтобы девочка не оставалась одна. Перед уходом на ночные смены мама отводила дочь к соседке и укладывала там спать. Утром девочка сама собиралась в школу и выходила на подвозку под маминым контролем по телефону. При этом закон позволяет оставлять детей возраста ее дочери дома одних, но «невнимательная» мама нашла другие варианты, более комфортные для ребенка.

​

По возможности мама старалась брать утренние смены. Уменьшить их количество она не могла, ей надо кормить дочь. При этом социальные работники говорили с ней так, как будто она гребет деньги лопатой и покупает на них драгоценности.

​

Комиссия решила, что продленка девочке не подходит, поскольку она может оттуда сбежать. Маму предупредили, что ее дочь может в любой момент начать совершать правонарушения и в итоге попадет в тюрьму. Речь при этом шла о домашнем ребенке, который никогда не ходил гулять без взрослых, никогда не дрался вне школы. Когда девочка посещала кружки, ни один руководитель не жаловался на ее поведение, наоборот, они отмечали, насколько ребенок вежлив и воспитан. То же самое мама видела, когда они с дочерью бывали в гостях.

​

Комиссия направила девочку на консультацию к психиатру. Мама навела справки в больничной кассе и выбрала врача. Психиатр провел несколько встреч с мамой и дочкой, встречался с ними вместе и по отдельности. Психиатр был процессе работы с семьей, когда ему начала звонить пкидат саад, которая требовала медицинские заключения и информацию о ходе лечения. Мама не давала согласия на разглашение такой информации, однако социальный работник настаивала на том, что имеет полномочия, которые ей даны судом. В результате она, несмотря на отказ мамы, получила конфиденциальную медицинскую информацию о девочке от психиатра и психолога.

​

У мамы создалось впечатление, что психиатр, под давлением социального работника, выписал девочке успокоительные таблетки, не доведя обследование до конца. Девочка начала принимать лекарство и за месяц прибавила в весе несколько килограммов, постоянно была подавленной и сонной, жаловалась на головные болями и боли в конечностях. При этом школа рапортовала об улучшении поведения.

​

Врач уменьшил дозировку лекарства, но негативные побочные явления не исчезли. Тогда психиатр выписал таблетки, помогающие при дефиците внимания, не определив, есть ли у девочки нарушение концентрации. Школа сообщала, что девочка «стала спокойнее», а судить об успеваемости дочери при отсутствии оценок и контрольных работ мама не могла.

​

На одной из встреч с психиатром девочка рассказала, что в школе ее за плохое поведение запирали в «хедер иши», где на нее ставили ноги и причиняли боль. Именно поэтому она кричала, что не хочет жить. Во время бесед с врачом выяснилось также, что сотрудники школы бьют и толкают детей, что одному мальчику учительница выбила зубы и он теперь носит коронки. На вопрос врача, почему она не рассказывала об этом маме, девочка ответила - думала, что мама не поверит. Мама, зная, что ее дочь склонна к сочинению невероятных историй, тем не менее забеспокоилась, а вдруг не фантазии? Она обратилась в муниципалитет, к сотруднику, отвечающему за взаимоотношения семьи и школы (кабасит). В муниципалитете ей объяснили, что происходящее в школе называется холдингом и это вполне легитимно. Попутно маме рассказали, как важно давать девочке лекарства и как они хорошо помогают. При этом в случае своего ребенка мама видела только негативные последствия, а проведенные проверки не показали, что ее дочери нужны лекарства.

​

Пкидат саад, несмотря на протесты мамы, вмешивалась во все. Она наставила на своем присутствии во время получения результатов проверок, пришла в школу и забрала девочку с уроков для беседы. По итогам этой беседы маму в очередной раз вызвали в социальную службу для обсуждения «выявленных проблем».

​

В этот момент мама обратилась за помощью в НКО «Маген Мишпаха». Она поняла, что больше не может ходить на такие встречи одна, увидела, что ей нужна помощь компетентного человека, который посоветует школу, подходящую для ее девочки. Все проблемы с поведением были только в школе. Девочка в это время ходила на частные уроки иврита, и преподаватель отмечал ее успехи и говорил о высоком уровне интеллекта, но при этом должен был преодолевать лень и отсутствие привычки учиться у своей ученицы. Школа относилась к частным урокам отрицательно и говорила, что их надо прекратить.

​

На очередное заседании комиссии в школе с мамой пошла представитель НКО «Маген Мишпаха». После заседания она написала: «Просто темно в глазах от этого. Ребенка привели и увели — как в тюрьме». На этом заседании директор школы пытался давить на мать, требуя, чтобы она подписала необходимые бумаги, и девочка осталась в спецшколе еще на год. «Твоя дочь говорит, что не хочет жить, потому что ты кричишь на нее дома». При этом, напомним, нежелание жить у девочки было связано с насилием, которое персонал школы применял в ней и другим детям. «С больной головы на здоровую», — написала представитель ММ.

​

На этой же комиссии выяснилось, что директор то ли не понял, то ли просто не прочитал заключение психолога. Специалист обнаружил у девочки сенсорные нарушения (висут хуши), при этом в школе она ходила на музыкальную терапию (рипуй бе музыка). В документах значилось еще множество проверок у специалистов, но они не были сделаны.

​

Представитель НКО в письменной форме потребовала у директора передать ей план проверок, которые он отказывался предоставить. Однако документы, которые, по замыслу школы, мама должна была подписать не читая, удалось забрать для изучения в амуте.

​

За этим заседанием последовало заседании комиссии министерства образования, на которое мама тоже пошла не одна, а с представителем «Маген Мишпаха». Минобразования снова определило девочку в спецшколу, и мама, утратившая силы и надежду, уже была готова сдаться, но НКО рекомендовала ей подать на апелляцию.

​

В ожидании апелляции девочка, опять же по рекомендации ММ, сделала пробную неделю в Демократической школе. Они со школой понравились друг другу, и директор школы дал справку о зачислении новой ученицы. Эту справку, а также заключение независимого психолога, передали в комиссию по апелляции.

​

С момента обращения НКО «Маген Мишпаха» взяла на себя защиту этой семьи и добилась результата. Апелляционная комиссия освободила девочку от обязанности учиться в спецшколе. Уже несколько лет она легко встает по утрам и с радостью ходит в Демократическую школу.

​

В процессе сопровождения семьи, обратившейся за помощью, НКО посетила девочку в школе, провела встречу с социальным работником, курирующим эту семью, участвовала в заседании комиссии по планированию (ваадат ахлята) и комиссиях министерства образования, провела несколько встреч с мамой и девочкой. Все это позволило им открыть новую страницу в жизни.